Дедушкаcпродал свои дома. И мы переехали жить в чужой дом, который назывался «новиковский». Впрочем, название это было только номинальное. В действительности почти весь он принадлежал старикуСтепанову, богатомумукомолу. У каждого из Новиковых была часть дома, принадлежавшая ему, и они «проедали» эти свои части, продавая их Степанову. Дом былбольшой, каменный, двухэтажный. Наверху жил с семьей сын Степанова Григорий Павлович, а низ занимали мы.

У тети Ани хранилась фотография этого дома. Когда она умерла, фотография досталась мне. Как-то в 1950-е годы, когда мы жили на улице Васенко, неведомо откуда явился вдруг Сергей Васильевич Новиков. Он сказал, что сумел пробраться в новиковский дом, где теперь находится госпиталь. А меня дернуло похвалиться фотографией и показать ее. Сергей Васильевич стал у меня выпрашивать снимок.

Я спрятала его на пианино, думала, что он забудет, но не тут-то было. Уходя, он опять напомнил про фотографию. Сказал, что покажет жене, какой у него был дом, а потом вышлет снимок мне. Я отдала. И он до сих пор мне ее «высылает». Внешний вид дома теперь несколько изменился. Раньше к парадному входу вело высокое каменное крыльцо со ступенями на две стороны, а посередине красовалась вывеска: «Самоварный мастер Сонин». Мастерская находилась внизу, в подвале под крыльцом. Теперь крыльца нет, дверь расположена низко, вровень с асфальтом. Раньше дом был угловым, находился на углу улиц Большой и Сибирской. А теперь Большая улица — Цвиллинга, как она теперь называется, — перегорожена забором, и участок этой улицы теперь образовал двор госпиталя. Большие ворота вели во двор с Сибирской улицы, вторые красивые ворота находились на Большой улице. По другую сторону этих ворот — небольшой каменный домик, где жили Козловы и Новиковы. За домиком тянулась каменная ограда большого сада. Она доходила до самого Миасса. На Миассе в этом месте были построены городские купальни. И были лодки.

Дворы

Дворов было два — передний и задний. По правую сторону от больших ворот находилось длинное одноэтажное здание, в котором во время войны 1914 года помещались солдатские казармы.

Теперь ворот нет, здание казарм достроили. И оно слилось с основным домом. Во дворе, прикрытая деревянным навесом, находилась большая помойка, мы с Ниночкой иногда посещали ее, искали там «стеко’лки». За помойкой находилась маленькая деревянная избушка (наверное, заброшенная баня). Не знаю, кто там жил. В глубине двора находился длинный одноэтажный каменный флигель, примыкавший к маленькому домику, где жили Козловы. За флигелемпростирался сад. Каменная стена сада тянулась по до Миасса, с севера эта стена шла над рекой, с востока сад огораживал решетчатый забор, с юга — флигель, окна которого выходили в сад. За садом направо находился задний двор, где располагались конюшни, сеновалыи был узкий проход к Миассу.

Парадное

В домебыло три входа. Первый — через парадное, над мастерской Сонина. Парадное было большое, длинное. Наверх к Степановымвела широкая лестница — деревянная, внушительного вида. Потихоньку, с замиранием сердца, мы, девчонки, под предводительством Иры Козловой забирались на самый верх прямо к дверям Степановыхи оттуда скатывались по перилам. Парадное вело в другое помещение, по- меньше, которое примыкало к нашей квартире. Под большой степановской лестницей находился какой-то маленький пустой чуланчик. Тут мы иногда прятались, тоже трепеща от страха. Второе парадное, уже лично наше, имело выход во двор. Напротив выхода была дверь в прихожую, а прямо находилась простая уборная-сортир.

Прихожая

В нашей квартире было пять больших комнат. В одной из них, папиной приемной, поставили перегородку, и получилась еще одна маленькая комнатка. В ней до женитьбы дядиВаси жил дедушка. Дверь из его комнаты выходила в гостиную. И меня всегда удивляла эта дверь. Она была оклеена теми же обоями, что и стены в гостиной. Очевидно, ее прорубили прямо в стене. Когда дядя Вася женился и переехал в другой дом, дедушка переехал к нему, и в маленькой комнатке папа устроил свою приемную. Дверь в гостиную была замурована, вход в комнатку был из большой приемной. Войдя в парадную дверь, вы попадали в большую прихожую, где ждали больные. Прямо простирался длинный коридор. Направо застекленная дверь вела на кухню. В прихожей был отгорожен закуток, где жила прислуга и стояли наши с дедомКолейгоршки. Второй отгороженный закуточек образовал небольшой чулан, где хранились продукты. Такова была прихожая, где я маленькаявыступала перед больными — пела им «Коробочку» и «Ухарь-купец». В длинном коридоре висел телефон, его номер был 227.

Коридор

Если идти по коридору, налево была дверь в гостиную. Коридор кончался входом в столовую. Раньше даже не было двери в эту комнату, ее сделали потом. Из гостиной и столовой двери вели в угловую комнату, которая называлась спальней. Из столовой также была дверь в самую дальнюю комнату в доме — детскую. К столовой примыкала темная кладовка, находившаяся под степановской лестницей. В этой кладовке мне приходилось нередко сиживать. Сажали меня за разные провинности. Я отчаянно ревела и кричала своей маме: «По-ме-ри’м-ся!»

Комнаты

В папиной приемной я бывала редко. Помню, что в ней меня всегда стригли под машинку, я ревела, поднимала с пола волосы и складывала их себе на голову. Иногда приходил фотограф. Сниматься я не любила, боялась и пряталась куда-нибудь. Меня искали, вытаскивали из-под стола или из-под кровати. Когда дедушкажил у нас, я иногда заглядывала в его комнатку. В гостиной стояла мягкая мебель с кистями. Я любила заплетать их в косички. Были две пальмына высоких подставках, пианино — наш теперешний ветеран «Оффенбахер». Оно было тогда с подсвечниками и модератором.

В спальне стояли две кровати, туалетный столик, он же письменный. В столовой в переднем углу была большая икона — лик Спасителя в терновом венце. Посредине комнаты находился стол, у стены — буфет. В нашей детской стояли наши с моим братом кровати, комод.

Детская

Детская была самая дальняя комната в квартире. В нее можно было попасть из столовой. Печка в этой комнате была сделана в виде лежанки. На ней можно было спать, и спал на ней Володя, когда гостил у нас. Он забавлял нас с братом, исполняя на лежанке дикие танцы.

Когда нас отправляли спать, двери в столовую закрывались. Взрослыетам ужинали, иногда с гостями. Слышались говор, смех, сквозь щели пробивался яркий свет. Это меня тревожило, было завидно, и я подбивала своего брата: «Кри- чи мамочку, кричи мамочку!» Он послушно звал: «Маму-ся!» Мамаподходила к двери, открывала ее, спрашивала: «Ну, что тебе?» Он молчал, ему ничего не нужно было, я помалкивала тоже: «Я не я, и лошадьне моя». Мамочка закрывала двери, и я, снова захваченная завистью, опять подбивала брата. Помню один эпизод, связанный с детской. Как-то летним теплым вечером, когда, видимо, никого из взрослых не было дома, я потребовала, чтобы няня Лушасидела возле моей кровати, пока я не усну. Лушасела, и я поминутно ее спрашивала: «Луша, ты здесь?» «Здесь», — отвечала она. Так я спрашивала много раз подряд, и Лушавсе время откликалась. Потом меня заела совесть, и я решила подождать некоторое время и не спрашивать. Подождала, а потом спросила и к своему ужасу не услышала ответа. Лушаушла. С ревом я вскочила и через темную столовую, по темному длинному коридору, через прихожую выбежала в кухню, спустилась из сеней на порог и громким ревом возвестила о своем возмущении. Со всех сторон сбежалась прислуга. Они собрались летним вечерком посидеть за воротами, покалякать о том о сем. Луша, конечно, стремилась к ним.

Кладовка

Это было интересное помещение. Оно располагалось под степановской кухонной лестницей, и было слышно, как степановские горничные, стуча каблуками, то и дело бегали по ней взад и вперед. Кабы не страх перед одиночеством, в кладовке даже приятно было бы посидеть. Там находились сахарные головы в синей бумаге и машинка, чтобы их колоть.

Кухня

Кухня была большая. Окна ее выходили на север, во двор. В кухне стояла русская печь. За печкой жил кучерЯков. Из кухни сени вели во двор. В сенях несколько ступенек шли вниз.

Переезд

Как мы переезжали в новиковский дом, я не помню. Рассказывали, что я протестовала против этого, не давала выносить вещи, кричала: «Ой, зачем лампу потащили?», «Ой, дядяВаська, твою кровать потащили!» Переезд состоялся. В новиковском доме я начала впервые помнить себя. Прожила в этом доме до восьми лет, все свое счастливое детство.