Новый год не внес изменений в нашу текущую жизнь, но оказался тоже с событиями.
Зимой общественная жизнь затихла. Главным «общественником» был Н. Г. Ругинов; отношения с ним и его семьей были по-прежнему хорошие, но ему домашний винт казался уже пресным. Он начал ходить в клуб, где нашел больше интересных партнеров и играл по большой. Бывали случаи, когда он приходил в Акцизное управление прямо из клуба.
Блудоров в середине января уехал из Челябинска, — я с большим удовольствием проводил его на вокзал и вздохнул с облегчением.
Служба шла своим чередом, — нередко ездил на завод принимать спирт и вскрывать контрольные снаряды. Отношения с администрациейзавода, винокуром и акцизным контролером были самые лучшие.
Управляющим заводом был Николай Иванович Ререн — чисто русский, неизвестно почему носивший такую фамилию — очень простой, добродушный, веселый… Винокур — молодой поляк — хотя он уверял, что чех — Карл Антонович Миллер, интеллигентный, симпатичный, знающий свое дело. Ректификатором — Станислав Александрович Косцинович, немолодой поляк, прекрасный ректификатор, очень пунктуальный, — подчиненные боялись его как огня…
Начал подыскивать плотников для постройки дома…
Нашел подрядчика Ивана Ивановича Шалагина, — у него своя артель плотников — вятский; мы потолковали с ним раза два-три; понравились друг другу, — сошлись.
Разборку дачи на озере, перевозку ее в город, постройку здесь дома — словом, за все деревянные плотничьи и столярные работы, и даже за конопатку Шалагин назначил 600 руб.
Потом — за постройку бани, сарая, конюшен и забора — из тесу — кругом всего места, за ворота — с большим пролетом и двумя калитками — он прибавил еще 200 р., — всего, значит, 800 р., что по тогдашнему времени было нормальной ценой. Я дал ему задаток 200 р., — остальные по мере возможности, но не дальше года.
Шалагин заявил, что надо написать договор, — я вполне согласился с ним. Два вечера сидел — составлял; переписал в 2 экземплярах. Позвал Шалагина, — почитал ему с комментариями каждого пункта. Он согласился со всем.
Подписали оба, — Шалагин малограмотный, — один экземпляр отдаю ему.
«А мне на что? — не надо… Пусть оба у тебя лежат…».
И. И. Шалагин оказался добросовестным подрядчиком; давал мне много практических указаний, беспрекословно переделывал все, что мне не понравилось, материал — берег, о нужных материалах своевременно предупреждал; плотники работали чисто, аккуратно.
В самый разгар работ Шалагин приходит ко мне и заявляет, что сработано уже много, а он получил только задаток; — не найдется ли у меня еще 200—300 р. за работу. Говорю — к сожалению, не могу — все расходую на материалы. Шалагин согласился, что на материалы надо много, и вдруг предлагает взять у него!.. «Могу дать тебе сотни две, три…Отдашь, когда будут!».
В один-два дня разобрали дачу на озере, в 3—4 дня по хорошей санной дороге перевезли в город— к моему месту, получилась весьма внушительная груда леса. Начали подвозить и с лесных складов на добавочные комнаты.
Сначала работали 7—10 человек, но почти каждый день к Шалагину приезжали остальные рабочие его артели. У него не было пока другого подряда, и он всех ставил на мой дом.
Под конец работало 40 человек! Когда подходишь к дому, он напоминает муравьиную кучу.
При таких условиях мне приходилось пошевеливаться…
Больше всего требовалось лесу, лесу и лесу.
На наличные расходы А. Ф. Бейвель дал мне взаймы 1000 р., потом еще 500 р., — рассчитался я с ним нескоро.
Понадобилась масса моху в пазы, — на базар привозили не всегда: ездил в дер. Моховики, где драли мох — в 12—15 в. от города, — достал несколько возов.
Для конопатки надо пакли, — покупать пудами на базаре — кропотливо. Откуда-то выписал сразу 30 пудов, получил два громадных тюка около сажени диаметром; пакля хорошая, но в середине одного из тюков — порядочно кирпичей.
Чтобы не терять времени, — начали класть и печи, — всего 6 печей, — по совету Бейвеля, в железных кожухах. Кирпичу понадобилось около 6000 штук, цена 7—8 р. за 1000. Припас глины, песку, нанял печников. За работу печей— в том числе большой кухонной с отдельной плитой, печники взяли 55 р. — печи сделали хорошо.
Понадобились дверные, печные, оконные приборы, стекла. Стекло в раме, — рамы очень солидные — я по моему вкусу решил вставить бемское, — прочнее, светлее, красивее и — в общем — дороже немного. Бемское стекло имелось всех размеров и можно найти по каждому размеру точно или срезать небольшую кромку, а простое обычного размера — квадратный аршин — давало много обрезу и лома.
Понадобилась олифа, и много— на рамы, на замазку, потом на железо, цена 1-го сорта — 6 р. пуд, таким образом, 15 к. фунт.
Запасал железо для крыши, — в продаже кровельное железо имелось 5 сортов. 1-й — 2 р. 80 к. пуд — безупречно правильных формы и толщины, без малейшего изъяна; 2-й — 2 р. 40 к. — с изъянами, не имеющими значения для строительного дела; 3-й — 2 р. с мелкими изъянами и т. д.
Я остановился на 2-м сорте — лист 10 фунтов; понадобилось 40 пудов с небольшим. Железо, которым была покрыта дача Бейвеля — оказалось тонким — 8-фунтовым и ушло на сарай с сеновалом и навес; — на баню взял 10-фунтовое…
В марте — по просьбе Бейвеля — ездил в Кусинский завод, — до Златоуста по железной дороге, дальше 35 верст на лошадях.
Какой-то мелкий предприниматель поставил небольшую домну, — начало чугуноплавильного завода . Поработал несколько месяцев, — дело пошло ладно: чугун приличный, обходится недорого, руда и топливо есть. Но не хватало оборотного капитала, и предприниматель предложил Бейвелю или купить дело, или войти компаньоном. Бейвель и просил меня съездить, посмотреть и решить…
Кусинский завод — казенный; главное производство — чугунолитейное, но, кроме того, отливаются мелкие кабинетные вещи, как и в Каслинском заводе, хотя не так художественно, зато много дешевле.
Надо посмотреть, но приехал в праздники, — склад закрыт. Разыскал смотрителя, и он оказался настолько любезен, что открыл склад и показал все изделия. Купил несколько пепельниц, некоторые по 15 коп., голова лягушки — очень красивая вещь за 1 р. 15 к., две чугунных шкатулки, — одна ажурная, обе с замками, — жене и Анне Васильевне.
Домна — в нескольких верстах. Передал письмо Бейвеля, осмотрел домну, заготовленную руду и топливо, готовый чугун в штыках, познакомился с книгами и документами. Домна — оригинальная, — южного типа, без надежных стен, — ход наверх — по открытым лестницам; — домна небольшая, но все в порядке.
Дело, по-видимому, подходящее, но не понравились владельцы. Их двое, — показались оба жуликоватыми, — иметь их компаньонами — не желал бы. Покупать совсем — надо уже браться крепко, — в общем, дал отрицательный ответ, и Бейвель отказался. Впоследствии домну купили Злоказовы и работали хорошо.
С домом дело дошло до крыши… нашел кровельщиков — по 4 коп. с листа, — расход грошевый, начали крыть.
Явился «подрядчик» по заливке потолков глиной и подъему земли… — скромно назначил за работу 400 руб.! Я вскипел, не стал с ним разговаривать… Потом эту работу сделали и очень хорошо за 40 р.
При таком размахе постройка не затянулась, — в 2 месяца все было кончено, и мы переехали в свой новый дом до 1-го апреля, а раньше думали в середине мая. Полы, окна, двери не крашены, стены и потолки голые, холодно, — дом еще не остыл, да еще забыли выколотить клинья над окнами, но свой!..
Парадные двери выходили на двор, небольшие, светлые, холодныесени, большая передняя; дверь налево — мой кабинет, направо — приемная… Вдоль дома — коридор, один конец в нашу спальню, другой — в кухню; большая детская, столовая, комната для мальчиков… Большая кухня с чуланом и небольшой отдельной комнатой — для прислуги… Из столовой — дверь на террасу, в сад.
Устроили новоселье, — пригласили всех акцизных и других знакомых, — многие прислали торта и прочее, что полагается.
Чай, карты, большой ужин с солидной выпивкой; — поздравления, тосты, пожелания… Контролер Жеденов выразил пожелание «умереть в этом доме не только вам, но и детям вашим!».
На дворе были устроены: бревенчатый погреб с ледником, навес для экипажей и прочее, большая конюшня на три отделения, над всем этим большой сеновал, под углом к нему — навес для дров и баня; рядом с баней — помойная яма с крышей, справа — сад, за службами — огород.
Ледник в погребе — кубическая сажень, — за такую яму в земле дерут 1 р... «Подрядчик назначил 3 р., — я беспрекословно согласился. Он проработал 6 дней, вечером является ко мне, демонстративно швыряет шапку на пол и заявляет: «Работал неделю! — перепортил все инструменты, а не вырыл и половины! Хочешь — плати, хочешь — нет, а я за эту цену работать не буду!».
Действительно, ниже аршина — сплошной гранит, хотя и с трещинами.
Сошлись на 10 рублях…
Банюустроил несколько иначе, чем обычные. Вместо большой высокой каменки — печь около аршина высоты, покрытая чугунными плитами с желобками. Плиты отлили на небольшой вагранке, бывшей тогда в Челябинске — по моей модели, стоили пустяки. По бокам печи — две железных клепаных колоды, — одна давала горячую воду, другая — теплую, — топка из предбанника.
При таком устройстве баню не надо было зимой разогревать накануне и можно мыться через два часа после начала топки.
Конечно — лавки, полок, — собирался устроить душ, да не дошли руки.
Все работы, наконец, кончены, — двор, сад и огород представляли хаос. Остатки бревен, досок, плах, брусьев, остатки глины, песку… бугры земли и щебня от фундамента… большая куча мелкого камня и щебня от ямы для ледника, обрезки железа, обломки кирпича… А больше всего щеп и щеп, хотя — когда не было забора — все соседи щедро запасались щепами, но осталось еще много…
Я ежедневно по нескольку часов приводил в порядок дверь. Жена еще старательнее занялась огородом и садом, — еще во время постройки дома в огороде были сделаны два капитальных парникас рамами, и она сажала в парники, устраивала клумбы для цветов, ровняла и перекапывала огород.
Мне хотелось в саду и в левой части двора, отделенной длинной решеткой, вместо надоевших акаций и тополей — насадить черемухи, рябины; несколько раз пытался, но или мы неумелые, или неудачные кустики, но они не принимались.
Лошадей тогда не было, жена держала 2 коров, конечно — кур. Прислуга — кухарка и неизменная Настасья.
Завели цепную собаку — Бобко. Днем на цепи, ночью во дворе — на свободе, — утром протестовал против посадки на цепь, но покорялся. Масти черной с серыми и белыми пятнами,—невысокий, но длинный, широкий, коренастый, — очень сильный и ловкий; в ожесточенных схватках с более крупными собаками выходил победителем; характера мрачного, сурового. Жил у нас много лет.
Служба отнимала мало времени; винокуренный завод остановился в апреле, ректификация заканчивалась; спирту поступало мало. На завод ездил на велосипеде, ехал 20—25 минут. Заходил в Акцизное управление сдать бумаги, поболтать. Н. Г. Ругинов жил уже против костела, сравнительно недалеко, — тут же во флигеле и Акцизное управление.
Отношения с Ругиновым — не портились…
А. Ф. Бейвель постройку склада кончил, — заработал неплохо, — около 40 000 р. С Сидоровским прииском провалился, как и я со своим… Сделал в компании с Чикиным удачную покупку имения Куяш — между Екатеринбургом и Челябинском; еще более удачную продажу части имения…
Теперь Бейвель придумал новое дело и приглашал в сотрудники.
Дело немаленькое. Купить имение некоего Бобянского в Красноуфимском уезде Пермской губ., свести лес, разбить на участки и продать по мелочам переселенцам. В имении было 20 000 десятин, по части имений протекала воспетая Аксаковым р. Дема.
Мне предстояло съездить в имение, обследовать его самым подробным образом и — оценить. По слухам, Бобянский продал бы имение за 20—25 р. за десятину, т. е. за 400— 500 тыс. руб.
Я согласился…
Наметили сообща, на что надо обратить внимание, и в половине июня я выехал.
Н. Г. Ругинову я сказал, куда и зачем еду, остальным — повидать мать, которая жила в Перми, у бабушки Анны Абрамовны.
До г. Перми — по железной дороге, остановился в гостинице — у бабушки квартира маленькая.
Повидался, конечно, с матерью, бабушкой, теткой Марфой Васильевной, — звал мать приехать к нам…
Был у дяди Николая Васильевича Гилева, который со своей Эмилией жил уже в собственном доме; виделся с другим дядей — Семеном Васильевичем Гилевым, случайно приехавшим из Добрянского завода, где он был лесничим. От Семена Васильевича получил очень много ценных указаний по лесному делу.
Поехал по Перми, посмотрел знакомые места, — в Кунгур на лошадках.
Дорога знакомая, — много раз проезжал по ней на кобылке Василия Ефимовича, когда учился в Перми.
Приехал в Кунгур, где провел большую часть своего детства и бывал наездами потом… в последний раз в 1890 году — 11 лет назад.
С любопытством ходил по городу, отыскивал знакомые места. Посмотрел бывшее Уездное училище, где когда-то учился, церкви, р. Сылву, в которой столько раз купался и ловил с сестрами рыбу, мост, нашу последнюю квартиру на берегу.
В наш бывший дом — на другом берегу — зашел во двор: все постарело, потемнело, показалось маленьким сравнительно с детскими воспоминаниями!
Дальше по незнакомым местам — Моргуново, Ключи, Иргинский завод, Шуртан; доехал до г. Красноуфимска — 137 в.
Остановился на постоялом дворе, осмотрел город; маленький, чистенький, на берегу р. Уфы.
Видел — снаружи только — главную достопримечательность — реальное училище, пользующееся большой популярностью во всей восточной части России. Директор Соковнин из 7-го дополнительного класса реального училища создал целый политехникум с 2—3-летним курсом. Изучали кожевенное, винокуренное, ректификационное производства теоретически и на деле в специально устроенных заводах, — не показательных, как в других учебных заведениях, а выпускающих настоящий товар. Была обширная ферма, породистый скот, значительные посевы разных хлебов, льна, конопли…
Разыскал знакомого по Бикбарде — Николая Васильевича Леккера, он теперь член суда. Его жену Марию Николаевну — дочь Николая Васильевича Абрамова, за которой даже немного ухаживал в Бикбарде — я, к своему стыду, узнал не сразу. Посидели, поболтали об охоте и проч., закусили; Леккер советовал за сведениями об имении Бобянского обратиться к местному нотариусу — Фельдману.
Пошел к Фельдману, — узнал многое.
Бобянские когда-то купили здесь 127 000 десятин за 600 000 р.; большая часть земли уже давно продана; осталось только 20 000 десятин, — она заложена в банке. Бобянских 3 брата: старший — Алексей Фомич — генерал, военный судья в Петербурге, ни во что не вмешивается; младший — Станислав — мелкий плут и дурак; средний Евстафий — душа имения — живет в Москве — тоже плут, но умный.
Имение состоит из нескольких отдельных дач, — цены разные. Иргинскую дачу можно купить по 15 р. за десятину, Саранинскую — с хорошим лесом — по 40 р.
Крупных покупателей вообще мало, — владелица большого имения — Голубцова не может продать его по 30 р. за десятину; Бобянские — продадут, потому что очень нуждаются в деньгах.
Большого наплыва переселенцев — не замечается.
Объехал все имения; побывал в Нижне-Иргинском заводе, в селе Шуртан, в Нижне-Саранинских — заводе и даче, в деревне Мосиной, в Саргоякской даче.
Смотрел во все глаза, слушал во все уши.
Надо было решить три главных вопроса: 1-е — что стоит земля теперь с лесом, 2-е — что она будет стоить потом, когда будет сведен лес, и 3-е — что даст сведенный лес.
Для решения, хотя бы приблизительного, надо выяснить немало.
По имению вообще: местоположение, величина; сколько земли — пахотной, лесной, усадебной, покосов, озер, болот; постройки, водоснабжение…
По лесу: возраст, порода, здоровье; сколько в десятине строевого-товарного, строевого вообще, дров; сколько можно продать на месте; сколько, как и куда можно вывести, где — в случае надобности — поставить лесопилку, как утилизировать отбросы.
По земле: какая толщина почвы, урожайность, что сеют соседи; какая трава на покосах, сколько.
Ближайшие селения, населенность вообще, дороги, фрахты; занятия жителей, ремесла, зажиточность, цены на рабочие руки.
Ответы в общем удовлетворительные. Живут зажиточно, неурожаи — редко; стоит рожь, овес и прочее; ржи получают до 90 пудов с десятины, овса — больше. Цены на рабочие руки летом — 40—60 к., зимой — 25—40 к.
Лес хороший, — торгового сорта, т. е. 13 аршин длины и 7 вершков в вершине — 8—10—12 шт. в десятине, 5 вершков в вершине — 20—25—30 шт., дров от 15 до 30 кубических саженей.
Дрова на базаре — 6 р. куб. сажень.
Местность ровная, дороги — всякие, воды — достаточно.
Большинство поселения — русские, прирост порядочный; есть кожевенное производство, кузнечное, кустари — по дереву; смолокуров нет.
Есть белая глина, хорошая охота на лесную дичь, — тетерева, глухари, козы, — конечно, зайцы.
Итак, — все обстояло хорошо, но… кусок не по нашему рту…
А. Ф. Бейвель мечтал достать в банке 200—300 000 р. для задатка, вступить во владение, извлечь все, что можно, в год-два; уплатить долг банку и дальше работать на доходы, распродавать по мелочам земли…
Наши пушки так далеко не стреляют…
Вернулся в Челябинск другим путем, на лошадях — по направлению Екатеринбург Челябинской ж. д., — ближайшая станция Уфалей.
Проехал станции Н.-Златоуст — 33 версты, Поташка — 22 версты, Перевоз — 35 верст, Нязе-Петровский завод — очень глухое, но живописное место — 22 версты, Половинка — одна земская станция в лесу — 22 версты и Уфалейский завод — 29 верст.
От Нязепетровского завода — по местному Ураима — до Уфалея 44 в., ни одного жилого места — горы и лес.
Обсудили с Александром Францевичем дело и… — успокоились.
Жена не удержалась, — потихоньку от меня спросила А. Ф. Бейвеля, как я выполнил его поручение, ответил — на 5+.
Лето промелькнуло незаметно.
10—12 июля ездил в участок на лошадях, 16—18-го — на велосипеде.
16-го была жара, — до Кременкуля 15 в., — сгоряча ехал меньше часу, — не устал, но вспотел так, что заехал в рощу, разделся донага, развесил все по деревьям и кейфовал, пока не просохло.
Другой день — сырой, ехал не торопясь, но чаю по лавкам пил много.
В одном месте нагнал 4—5 баб, — велосипед шел беззвучно, подъехав вплотную, закричал: «Берегись!». Бабы завизжали, кинулись в стороны и, оглядевшись, осыпали меня такими комплиментами, что я ускорил ход.
В последний день лавки — редко, — сделал 80 верст, приехал домой еще светло, — ноги почти не устали, но плечи и спина — порядочно…
В конце июля и начале августа ездили с Угрюмовым по ж. д. на озеро Ванюши, — он имел уже двуствольное ружье 20 кал., выписанное ему мной из Ижевского завода за 37 р., но прочной, хорошей работы, с прекрасным боем.
Остановились у моего проводника — рыжего Ильи.
Я брал новое ружье — чоки, но еще не привык к нему и мазал так, что самому совестно…
В первую охоту, в одну из остановок в камышах на мелком месте, я выстрелил стоя, поперечь лодки и нечаянно сразу из обоих стволов… от отдачи лодка качнулась, и я сел в воду выше пояса, в лодке остались ноги и ружье. Илья в восторге, хохотал от души.
В июле убил 8 штук, в августе 3…
С 15 августа началось учение ребят, — школы Шумилова рядом с нами тогда еще не было, и жена поместила их в школу Степана Кузьмича Кузьмина — против сквера.
Шуре было 9 лет — он попал в среднее отделение, Володе 8 — в младшее.
Остальные ребята были еще малы.
В сентябре приехал Блудоров, потащил меня с собой в уезд.
Ездили 17—20 сентября, — он держался в лавках возмутительно — сверхначальством, придирался ко всему.
В станице Долгодеревенской продавцом был Согрин — бывший станичный писарь, — чрезвычайно аккуратный и исправный старик. Блудников решил, что это тончайший мошенник — слишком все в порядке и касса сошлась с записями в дневнике, который вели продавцы, и с документами — из копейки в копейку…
Разубеждать его бесполезно…
По возвращении в Челябинск получил печальное известие из Перми, что 18 сентября умерла мать.
2 октября родился сын — Константин, все обошлось благополучно, — семьи стало 3 сына и 3 дочери.
11 октября — выпал уже снег — участвовал с Ругиновым на облаве около станицы Миасской, 35 верст от Челябинска.
Охотников человек 10, кто устраивал — не помню, но облава самая бестолковая. Загонщики — верховые казаки, многие с ружьями; их никто не вел, и они тоже охотились. Облава предполагалась на коз, но охотники сразу начали стрелять по зайцам, тетеревам, сходить во время гона с мест, гонялись за подранками.
Один охотник — с железной дороги — уверял, что видел в загоне 3 волков (?); другой сообщил, что нашел на снегу следы рыси (!?) и долго шел по ним.
Сделали несколько загонов, убили десятка 2 зайцев, несколько тетеревов, — один загонщик убил козу, — охотники и не видели ее.
Атаман станицы позвал всех есть пельмени; — поехали, поели, выпили, — вздумали взглянуть на свои трофеи, на козу, но оказалось, что Н. Н. Селецкий — земский начальник — немного похожий и старательно подделывающий свою физиономию под генерала Скобелева, еще из леса увез ее себе…
1-го ноября поехал один в Сыростан на охоту, которая оказалась самой удачной за всю жизнь…
Поехал вечером к Дерябину, — чай, ужин; пришел И. А. Качев, — охотно согласился ехать завтра со мной. На другой день — еще темно — выехали, со мной был бюксфлинт; день холодный, — снег уже везде, местами глубокий. Маршрут был составлен на 2 дня.
Проездили до вечера без выстрела; места объехали много… Видели и косачей, и глухарей, — далеко, слетают, — часто встречали и козьи следы, но коз не видали.
Начало темнеть, до Сыростана верст 15; неподалеку — действующая смолокурка с большим балаганом. Решили ночевать в ней, провизия была и у меня, и у Качева.
Смолокуры — знакомые, балаган теплый, переночевали чудесно.
На другой день — похолоднее, с ветром, то же самое, что вчера, — неудача.
Уже за полдень я устал, настроение начало падать, подумывал о возвращении, Качев — в недоумении, но еще не терял надежды.
Подъехали к небольшой пологой горе, — я остался внизу, — Качев поднялся посмотреть, скрылся из виду, — терпеливо жду…
Вдруг выстрел, другой, третий… Зная, что Качев не прочь подурачиться для подъема настроения, сижу…
«Константин Николаевич! Косачи… много!», — показался из леса Качев, машет рукой.
Дернул за вожжи, поднялся, — ровное место, на высоких редких березах чернеют косачи — десятка два, шагов на 100. «Большой табун был… улетели!» — говорит Качев.
Не сходя со скачков, прицелился в ближнего, выстрелил… косач камнем на снег, несколько косачей слетело. Вложил патрон, стреляю в другого — тоже свалился, — еще несколько сорвалось… — остался один на 120—150 м. Выстрелил — мимо, еще — тоже. «Разве дробью?» — советуюсь с Качевым. «Не возьмет — цельтесь вернее!». Перевел дух, прицелился — упал и этот! Качев сходил, собрал моих, принес и своих — 2 штуки. Довольны, настроение поднялось, — недаром ездили; повеселел и Качев, посидели, я покурил…
«Недалеко Колочка… заедем и туда — хорошее место!». Проехали с полверсты. Перед нами поперек пологий гребень. Оставили лошадей, осторожно поднялись на гребень…
Среди мелкого редкого березняка, шагах в 150 — четыре козы: насторожились, хоть ветер от них.
Тщательно прицелился в самую крупную… выстрелил… сунулся головой в снег — готов; остальные, не разобрав, откуда выстрел, кинулись наискось к нам… дождались шагов на 60— картечью из левого ствола… (10 штук в заряде — круглые пули 32 калибра, бить ими прекрасно) козел, как заяц, перекувырнулся, подрыгался, затих… Выстрелил и Качев в убегающих — мимо!
«Вот! нашли все-таки!», — совсем расцвели оба. — «Можно и к дому теперь!..».
Качев выбросил внутренности из козлов, уложил одного в мои скачки, другого в свои.
Пока он возился, я пошел по гребню — размяться… Вдруг — хлопанье крыльев, откуда-то прилетел глухарь, садится на сосенку шагов в 40… Схватил ружье, — блистательный промах!.. «Довольно и тех, — утешаюсь, — а не худо бы и его…».
За час — 2 козла и 3 косача!
Не торопясь, направились к селу, и по пути я убил еще 3 белок!
Вернулся домой — сияю… хотел послать описание в журнал «Псовая и Ружейная Охота» — руки не дошли.
В ноябре и декабре неожиданно завязалась переписка с моим дядюшкой Александром Васильевичем Гилевым, который выкинул в Кунгуре некрасивую историю с домом дедушки. Теперь он жил в г. Чердыни и занимался всевозможными делами; вскоре после меня он был в Перми.
Мой проезд через Пермь для осмотра имений Бобянского, сообщение о своем доме в Челябинске — произвели большое впечатление на дядюшек — Семена и Николая, они, конечно, рассказали и А. В. Гилеву.
Александр Васильевич решил извлечь и из меня, что можно… Написал большое, очень любезное письмо, — предложил внести 5000 р. в его предприятие… принять участие в его работах по разного рода комиссионерству… передавал за половину гонорара абсион на громадное имение в Оханском уезде… на имение на Кавказе и проч. и проч.
Я очень вежливо отвечал на его письма, но от совместной работы уклонился…
Общественная жизнь затихла. С акцизными — не сходился, — не интересны. Ругинов окончательно погрузился в крупную карточную игру в клубе. Мы были слишком заняты домом, хозяйством, ребятами; я, кроме того, ремеслами, жена — младенцем Костюшкой.