Новый год застал нас в той же квартире. Семейные и служебные дела шли благополучно…
Понемногу втягивались в общественную жизнь; из акцизных часто бывали у Ругиновых, и они у нас; реже у помощника надзирателя Трофимова — патриарха челябинских акцизных, — у сборщика Кременцова: к нам часто забегал Н. Н. Богданович.
«Пятницы» продолжались, — раз у Ругинова я делал доклад по геологии и о залеганиях золота… Чаще собирались у Бейвеля, — он где-то достал электрическую машину Гольца — очень сильную, и мы проделывали опыты: пробивали искрой толстый картон и даже колоду карт; через какой-то особый экран получали рентгеновские лучи, — рассматривали свои кости, содержимое кошельков с деньгами; — выяснилось, что тела судейских чиновников — например Евреинова — непроницаемы для лучей Рентгена.
В феврале около двух недель странствовал по участку Н. Н. Трофимова — самому интересному изо всего округа. Ругинов послал меня для полной ревизии, — так как Н. Н. Трофимов слабоват.
Участок расположен к западу от Челябинска — на восточном склоне Урала — масса золотых приисков, горы, леса, озера — богатая охота. Возил казак Александр Бердюгин из пос. Чернышевского — около пос. Полетаевского. Лошаденки плохие, ехали тихо, но объехали весь участок.
В каждом поселке, кроме чисто служебных дел, интересовался всеми сторонами жизни — занятиями и промыслами жителей, охотой и прочим.
Наиболее интересными местами оказались.
Поселок Темирский— теперь захудалый и маленький — когда-то гремел своими приисками, богатыми россыпями. В поселке было 17 кабаков, что говорит о числе работавших и о заработках. Работало несколько компаний — Поклевского—Козелл и другие и — масса старателей, — золото было с большим содержанием серебра — до 20—25%. Когда россыпи выработались и рабочие и старатели разбрелись, два старых опытных золотопромышленника несколько лет искали основную жилу, потратили до 20 000 р. и — не нашли.
Селение «Мулдакай, где кабак» носит такое странное название потому, что Мулдакаев — три, но винная лавка имеется только в одном… Кругом башкирские земли, масса действующих приисков. По воскресеньям — базары, поголовное пьянство и буйство; продавец торгует вместе со взрослым сыном, и у каждого под рукой револьвер. Недалеко до Мулдакая— я был потом летом — верховья реки Миасса, — ширина от 172 до 2 аршин.
В 35 верстах — Миасский завод, огромное селение — один из золотопромышленных центров Урала. Когда-то здесь был казенный медеплавильный завод (дедушка тещи Музы Александровны — один из управляющих), но давно уже закрыт, — остались только громадный пруд и несколько старинных характерных зданий — Горное управление и другие. На месте собственно завода крупчатная мельница Дунаева — богатого покровителя уральских старообрядцев и старцев, которые еще существуют кое-где в горах. Из жителей Миасского завода 50% занимаются золотопромышленностью, — начиная от чернорабочего— с одной лопатой — до крупного богача Симонова, 25% — занимаются торговлей и 25% — кустари, — делают сундуки, летние и зимние экипажи, всевозможные мелкие кузнечные изделия. В Миассе — 4 винных лавки 1-го разряда, еженедельно очень большие базары, 2 или 3 ярмарки… В общем, селение бойкое, богатое.
К западу от Миасса на полпути к г. Златоусту — село Сыростан — очень живописное селение на склонах гор. Богатая охота на коз (зимой: ободранная туша козы — 50—70 к., яга — шуба мехом вверх из козы — 7 р. — 8 р.), глухарей, тетеревов, есть лоси. В соседней деревне Куштунге — верст 15 — один охотник убил за зиму 18 лосей. Продавец в Сыростане — Иван Андреевич Дерябин, — богатый, симпатичный, услужливый сыростанец, немного охотник; — звал на охоту.
В 25 верстах от Сыростана село Тургояк (с которым мы потом хорошо познакомились) с огромным, красивым озером и очень живописными окрестностями, «жемчужина Урала» — по словам Сементовского. В Тургояке — потом — казна отвела громадную площадь по берегу озера для постройки дач, места быстро раскупили, появилось много нарядных дач, перед германской войной — расцвет. В настоящий приезд Тургояк был большой, небогатой деревней, затерявшейся в лесу: жители занимались лесными работами, жгли и возили уголь для Златоуста, кустарничали — деревянная посуда, дровни, санки и т. п. Красивое здание — церковь на шихане.
Дальше — дорога вдоль реки Миасс, вниз по течению — сплошной прииск, — отчасти в настоящее время, — больше — в прошлом.
Небольшое селение Коробково или Ново-Тагильское: в 5— 6 верстах от него — большие залежи асбеста.
Дальше — Ново-Андреевка, золото — везде… Работают очень давно, — были и казенные работы, — но больше всего старателей; сейчас работает одна компания — хорошо зарабатывает. Рассказывают, что одно время — при казенных работах — шло такое золото, что к каждому забойщику, чтобы не крали золота, был приставлен казак с шашкой. Но увы! — пришлось воровать вдвойне — для себя и для казака… Неожиданно эта легенда подтвердилась: отец продавца Рябинина был одним из забойщиков, а отец моего возницы — одним из казаков…
Из Андреевки повернули на юго-восток, из Урала выехали.
Небольшое, но богатое село Малые Караси, жители — казаки (на Урале — крестьяне) занимаются земледелием, работают и на приисках. В Карасях у продавца Карнаухова — два больших дома, бакалейная лавка и 60 голов скота, — продавец в Темире — Волков — засевает до 200 десятин. — кто богаче — не знаю.
Дальше дорога идет через деревню Непряхину со стариннейшими, но богатыми до сих пор приисками…
Поселок Чебаркуль с громадным, но меньше Тургоякского, озером, старинное селения — одна из ряда крепостей, поставленных в 18 веке для защиты от башкир.
В 18 веке — большая, богатая станица Кундравинская, — две крупных ярмарки, много больших деревянных и каменных домов. Раньше в Оренбургской губернии отставным казачьим офицерам, вместо пенсии, давали в вечное пользование участки земли в 100, 200 до 400 десятин, и многие из них жили и в Кундравинской станице.
Ближе к Челябинску — обычные селения.
Ездить надоело, проездил уже около 500 верст, доехали до большого пос. Полетаевского на линии железной дороги, отпустил своего возницу Бердюгина, вернулся в Челябинск по железной дороге. Сделал большой письменный доклад, покритиковал немного Н. Н. Трофимова, но, в общем, все благополучно.
По-прежнему ходил 1каждый день в Акцизное управление, хотя все недочеты, допущенные Карпинским, уже выправлены, и 1делать мне, в сущности, было нечего, — иногда разбирал дела и писал бумаги по вопросам, перед которыми пасовал Н. Н. Богданович.
В семье все было благополучно, ребята росли, жена хозяйничала; общественная жизнь шла гладко.
Запахло весной; мечты о дальних экскурсиях — вроде северо-уральской — еще не потухли, кроме того, под боком Средний Урал с козами и лосями, — словом, я решил заказать себе бюксфлинт — один ствол нарезной, другой — гладкий.
Начались бесконечные соображения о калибрах стволов. Гладкий довольно скоро решил сделать под медную гильзу 20-го калибра, длиною 70 мм — очень уж хвалит А. П. Иванцов, — размеры ствола — по его данным. Нарезной, — чтобы он был универсальным, — предполагал 38-го калибра — экспресс, но потом остановился на 420-м калибре берданки. Причины: разница невелика, всего 0,04, дальше — Ижевский завод, куда я хотел заказать ружье, сделал уже несколько миллионов берданок прекрасного боя, а сумеет ли сделать 38-й калибр — вопрос… наконец. С. А. Бутурлин лестно отзывается о 420-м калибре.
Написал подробный запрос в Ижевский завод.
В начале апреля поехал в уезд — по ближайшим лавкам — больше поохотиться… Озер и уток много, но озера открытые, и утки на выстрел не подпускают.
На одном озере — уже без признаков льда — на берегу густой тальник, за ним табунок кряковых… — Подобрался, выстрелил — пара лежит… Озеро на вид неглубокое, до уток шагов 30. Подтянул сапоги — в воду — все глубже — уже почти до колен. Дальше — снова мельче и мельче… зашагал смелее, протянул руку к уткам и вдруг чувствую, что проваливаюсь! Вода как лед… провалился почти до плеч… Выскочил на берег, — очевидно, лед не раскололся, а только осел, и я сначала шел по дну, а потом по льду. А утки лежат — большие… Подумал — больше этого не вымокнуть, — снова в воду… опять провалился, но достал. Лошади — недалеко, до лавки верст 10… Разделся до тела… выжал, сколько мог, разложил по сторонам коробка, завернулся в дорожное одеяло. День ясный, солнце греет, — подъехал к поселку, — одежда почти высохла…
Ездил еще раз со сборщиком Кременцовым — дичи много,— но неудачно. Поплавал в 1-й раз по озеру Каясан, с которым хорошо ознакомился потом, но проводник-башкир озера не знал, — я, кажется, не выстрелил.
Загорелось желание приобрести велосипед… деньги на покупку были…
Не долго думая, поехал в Екатеринбург, где были представительства разных фирм, купил у торгового дома «Блок» американский, легкодорожный «Кливленд» с деревянными ободами. Взяли с меня 250 р., но велосипед оказался очень хорошим — прочным, удобным и очень легким на ходу, — потом — по хорошей дороге — я делал до 24 верст в час. В 2—3 дня научился ездить.
В Челябинске началась постройка казенного винного склада, Н. Г. Ругинов предложил мне быть контролером на постройке. Я подумал, подумал и — отказался; место сравнительно почетное, на виду, но много работы и нельзя располагать своим временем. Ругинов назначил контролером В. М. Лисовского — протеже его жены Марии Михайловны, которая выписала его с юга.
После 20 апреля получил письмо от продавца Дерябина из села Сыростан — зовет на охоту — дичи много. Соблазнил и Н. Г. Ругинова, — телеграфировал Дерябину, поехали, — до Сыростана 110 верст по железной дороге.
Вышли на станции Сыростан, близился вечер, нас ждали… весна в полном разгаре, погода прекрасная.
Встреча самая радушная, — лошади и проводники готовы, — почайничали, поели, поехали в горы, — до места охоты 7—8 верст.
Выезд — торжественный: я с Ругинов на паре: сзади — на своей прекрасной кобыле Дерябин и его родич — Иван Александрович Качев — прекрасный охотник — мой дружок потом, — впереди верхами — два проводника-лесника. Дорога — подъемы и спуски, часто речки, ручьи, потом — горы, лес…
Уже стемнело, когда добрались до лесной избушки вблизи токов, — место дикое, очень живописное… загорелся огонь в чувале. Дерябин достал провизию, веселые разговоры.
Один из проводников предложил сегодня сходить на ток копчиков. Я знал, что копчики — из породы ястребов, и про тока их — не слыхал; — оказалось, копчиками зовут здесь дупелей!..
Ругинов отказался, — я пошел.
Темно, звезды, прохладно. Обошли какую-то гору, другую; вышли на сравнительно ровное место — сухое болото с кочками и прошлогодней травой. Проводник ушел, я сел на кочку, затаился. Прошло с четверть часа… вдруг где-то в стороне — странные звуки, которые трудно описать… Звуки ближе, наконец, совсем близко… Если взять сухую горошину и опустить на тарелку так, чтобы горошина несколько раз подпрыгнула, то получатся похожие звуки… Смотрю во все глаза — ничего не видно… Наконец, между кочками какое-то движение и одновременно — стрекотание, — это и есть дупелиный ток.
Стрекотание со всех сторон, — дупелей — много, но убить едва ли можно, они между кочек, только случайно — под конец «песни» — мелькнет на момент более светлое местечко под поднятым хвостиком.
Сидел долго, — некоторые токовали в 2—3 дюймах, но даже не выстрелил.
Слышу оклики проводника — вернулись в избушку.
Часа в 2 утра нас разбудили, — пора на тока; совсем темно, чайник кипит. Ругинов — как старшему, предложили идти на глухарей, — места токования двух известны; мне — на ток косачей, — недалеко, собирается много.
Ругинов, никогда не видавший ничего подобного — немного струсил, — его пугали и ночь, и горы, и лес и… проводники… выбрал косачей — спокойнее.
Я пошел на глухарей, — версты через 2 услышали — поют… Проводник ориентировался, началось подскакивание. Еще совсем темно… еле-еле после 2 песен разглядел… Выстрелил… глухарь упал… Я — в восторге! — проводник спокойно взял его за шею: «Пойдем к другому?».
Еще версты через 172—2 услыхали и другого. С этим — хлопотливее: начало светать, лес редкий, нас видно, нужна сугубая осторожность… Обошлось благополучно], — увидал его издалека, делал, прикрываясь деревьями, 2—3 шага за песню, но убил и его…
Очень доволен — в избушку; солнце взошло.
Ругинов уже в избушке и тоже доволен, — на току переволновался, но убил 2 косачей!
День промелькнул незаметно; пили, ели, любовались весной, окрестностями — больше всего спали: яркое солнце, тихо, но холодно, — чувал топился все время.
После полудня переехали в другую избушку за 4—5 верст,— здесь несколько токов косачей…
Перед закатом солнца пошли посмотреть место токов. Одно — близко, в котловинке, еще снег; место утоптано, много перьев, помету, кругом кусты, балаган поставлен. Вдруг — свист крыльев… крупный косач садится на ток… Я сдуру выстрелил, убил…
Пошли на другой ток, — тоже хороший. Ругинов выбрал последний…
Вернулись, почайничали, спать — холодище, замерзли…
До свету — на тока… Я, оказывается, вчера убил токовика, и ток… не состоялся. Мимо и кругом летали косачи и тетерки, но не слыша токовика — не присаживались. Рассветало, — в избушку отогреваться, — скоро пришел и Ругинов с одним косачом. У него тоже неудача: ток большой, но ему показалось, что балаган не на месте, и он вздумал его перетаскивать в разгар тока, — понятно, распугал всех.
Нам очень хотелось остаться еще на ночь, а то и на две, но замерзли окончательно, — поехали в Сыростан, а потом и в Челябинск.
Вернулись 30 апреля, — в городе тоже холода, а 6-го мая я поехал в участок — недалеко от города, и днями была такая жара, что лошади — неплохие — еле брели, пришлось днем спать, ехать ночью…
Наступил май, по обыкновению решили ехать на дачу… Мне отпуск брать нельзя, семья поедет без меня, вопрос — куда ехать?
Как-то сказал об этом А. А. Чикину, с которым часто виделись на постройке Народного дома. Чикин предложил провести лето на его — Еленинском прииске — около 30 верст от города и в 6 верстах от станции Полетаево. Там есть и лес, и поле, можно хоть 10 огородов устроить; к нашим услугам большой двухэтажный дом — все, конечно, бесплатно. На прииске работают несколько небольших артелей старателей, можно немного ознакомиться с золотопромышленностью…
Поехали посмотреть, — все так, как говорил Чикин, только негде купаться…
Переехали, хорошо устроились, огляделись.
В доме кроме нас жил только заведующий прииском — Сотников; в отдельной небольшой казарме — машинист с масленщиком; старатели 3—4 артели из 2—3—4 человек в своих балаганах — за фабрикой…
Жена путаться с огородом не стала, потому что занялась и увлеклась больше интеллектуальным делом— сама сделалась, хотя не сразу, старателем…
Городскую квартиру оставили совсем, далеко от Акцизного управления…
Я поселился на Александровской площади — по диагонали от квартиры Ругинова — в доме Софьи Семеновны Протопоповой, — отдала весь низ из 3-х комнат — очень недорого, — обедал у нее же — в верхнем этаже.
Каждый праздник, случалось и в будни, ездил на прииск, до Полетаева — по железной дороге, дальше — пешком или брал лошадь в Чипышеве. Возил туда провизию, которую нельзя было достать на месте; раз вез корзину — сотни полторы яиц, разбил штук 30 — весь перемазался.
На прииск ездил по работам старателей, осматривал соседние, уже заброшенные, прииски, видел верстах в 2 огромную Стахеевскую шахту.
История ее — не редкая на Урале. На этой площади разведали 17 небольших жил, все с хорошим содержанием золота, и все имеют подсек (уклон) в одну сторону — все данные, что на 80—100 аршин все 17 жил сойдутся в одну — очень богатую… — на 15—20 аршин до воды жилы выработаны старателями. Стахеевы — это было лет 8 назад — выбрали место, пробили шахту на 4 отделения — 2 для откачки воды и спуска, 2 — для подъема породы: грунт мелкий, пришлось делать сплошное крепление. Пробили на 140 аршин — жил нет… — штрека во все стороны — жилы исчезли — выклинились где-то выше… Шахту бросили, всю площадь отдали Чикину.
На нашем — Еленинском прииске старатели иногда помывали очень хорошо.
У жены разгорелись глаза — отчего не попробовать нам?.. — авось!..
Начать — дело нехитрое, делянку давали в любом месте — можно работатьи на разведанной жиле; первоначальные затраты — пустяки…
Ассигновали 10 рублей, купили 2 лопаты, 2 кайла — по 30 к., ручки приделал сам; остальные 8 р. 80 к. — на рабочих. Наняли 2 татар, — дудки били по 20 копеек за аршин, — глубже — по породе — до 40 к.; остальной «инвентарь» — деревянный ворот, бадья, веревка — хозяйские…
Начали без меня, — к приезду добытую жилу — «пески» — уже смололи на фабрике, промыли, золота получили на 20 р., таким образом 100% прибыли за неделю. Чикин платил старателям по 4 р. 50 к. За золотник в казну сдавал по 5 р., — за размол бегунами брали пустяки, за доставку на фабрику 20 к. с тележки…
Удачное начало подбодрило, — «дело» начали расширять; купили еще несколько лопат, прибавили рабочих… потратили все 20 р., намыли на 40 р., опять 100%…
Жена увлеклась, смотрела за рабочими, рассчитывала рабочих, спускалась даже — при ее-то трусости! — в дудки для обмера штреков. Приезжая по праздникам, я производил ревизию работ и сводил счета.
В Челябинске я служил. С утра до обеда — обыкновенно в Акцизном управлении. Числился я — как контролер в участке помощника надзирателя Стульчинского — пожилой, заядлый поляк, — говорит, что инженер-технолог, но специальность не указывал, — хвастун, врун и махровый дурак.
Раз он написал мне строгое предписание, — я возвратил ему предписание и заявил, что ни в акцизных уставах, ни в циркулярах нет указаний, чтобы пом. надзирателя писали предписания контролерам. Стульчинский растерялся, — обратился к Ругинову, тот с серьезным видом подтвердил, что таких указаний действительно нет…
После обеда я катался на велосипеде, немного столярил, — инструмент перетащил и на эту квартиру.
В верхнем этаже жил тоже акцизный контролер — Константинов, юрист, неглупый парень, — он увлекался столярным ремеслом и по вечерам приходил ко мне болтать…
1 июля неожиданно пришло из Губернского акцизного управления предписание о назначении меня делопроизводителем. Я вскипел, не знал, что делать, — это в сущности повышение, но я был сыт Екатеринбургской службой. Думал отказаться, но Ругинов уговорил не спорить, ручаясь, что через несколько месяцев назначат помощником надзирателя.
Поверил, вступил, — Богданович остался пока в Челябинске и. о. помощника надзирателя.
В сущности ничего не изменилось, — в Акцизном управлении я и раньше бывал каждый день…
По праздникам так же ездил к семье.
На прииске работа кипела, — жена взяла еще делянку побольше, оперировали уже с сотнями рублей, — в некоторые смывки получали тоже 100%, — в другие и меньше…
Раз приехал, — жена ждет с большим нетерпением: взяла еще делянку, пробила пробный шурф; наткнулась на жилу и из пробного ковша намыла золота — «можно набить большую папиросу», — но, увы! жила оказалась очень маленькой…
По праздникам — не работали, — я с женой и с детьми ездили по работам; затем, вооружившись щупом, геологическим молотком и легкой лопатой, шли на разведки и поиски новых жил на нашем прииске и на соседних. Находили, но пустые, на одной старой шахте нашли кристаллики медной сини, — ребята набрали небольшую горсть, — возможно, где-то залежь.
В городе у меня событие…
Прихожу в один прекрасный день домой обедать, — вход со двора через сени; — смотрю: замок сломан… вхожу — в комнатах полный разгром — обокрали!..
Очевидно, кто-то подметил, что низ дома с 9 часов утра до 3 часов — пустой, наверху тоже никого, — ребята Протопоповы на или в лесу, квартиранты на службе, она часто на базаре, — забрались и очистили… Утащили — подушки, одеяла, новые калоши. Это еще ничего: ружье — Ижевское, двуствольное, винтовку Ремингтона, столовые французские тиски, купленные еще в Федоровском заводе, порядочно инструментов.
Воры работали не спеша, искали, видимо, денег; перерыто все в письменном столе, в углу стоял сундук, обитый железом, с хламом, — соблазнились его солидным видом, вытряхнули все на пол.
Заявил, конечно, в полицию — ничего не нашел; — осенью вызвали, показывали подушки в кумачовых наволочках…
Жена немало смеялась над моими потерями…
В одну из суббот приехал на прииск с шиком. Поехал туда «сам» Чикин, пригласил с собой Бейвеля, Ругинова, Р. Г. Попова — директора Русского Торгового Промышленного банка и меня; взял большую корзину вина и закусок, поехали в 1-м классе экспресса…
Лошади на станции Полетаево уже ждали. Приехали, поехали по прииску. Бейвель и Ругинов подшучивали над величественным видом Чикина, подтрунивали над его познаниями в золотопромышленности. Дома — самовар, корзина. Ругинов, Бейвель и Чикин уселись — чуть не до утра — в открытый винт; меня и Попова — как слабых игроков — не приняли. Мы были не в претензии — неплохо закусили и выпили разных деликатесов; в 12 легли спать. На другой день компания уехала, я остался…
В другую из суббот поехали на прииск вдвоем с Бейвелем на велосипедах, через 2—3 часа должны быть там, но ухитрились заблудиться и приехали уже темно. Правда всего вдвоем выпили наш семейный самовар, ходили по работам на фабрику и долго болтали дома… — хорошо поужинали… На утро — чай, жена подает котлеты, Бейвель сообщил, что в эти часы он не обедает и… съел 4 котлеты… заторопился домой…
Уже сентябрь, — пора на зимние квартиры.
Жена поехала в город, нашлаквартиру в домах П. Н. Андреева (бывшие Бейвеля) — против места, где потом было построено Реальное училище, а теперь была березовая роща. Цена 20 р., квартира очень нарядная: три хороших, светлых комнаты, обтянутых материей, большая передняя, — кухня отдельно через коридор.
С прииска приехали 15 сентября; на ст. Полетаево — в ожидании поезда — взвесили всех своих детей… Оказалось, Шура весит 1 пуд 26 Ѕ фунта, Володя — 1 пуд 20 фунтов, Аня — 1 пуд 10 Ѕ фунта, Лида — 1 пуд 3 Ѕ фунта и Оля — 26 фунтов.
Шуре тогда было 7 лет 4 месяца, Володе — 6 лет, Ане — 5 лет, Лиде — 3 года 9 месяцев и Оле — 2 года 3 месяца.

За лето на прииске у нас очистилось сотни 2—3 рублей, работу бросить жаль, приходится вести ее иначе.
Я  организовал «Первое Средне-Уральское Акционерное Золотопромышленное Общество» с основным капиталом 250 р.,  акций всего пять по 50 р., —  акции купили: конечно, я, потом Бейвель, Ругинов,  Попов и...  владелец прииска А. А. Чикин.
Я  единогласно был выбран директором-распорядителем с окладом 25 р. в месяц.
Нанял штейгера  Александра Ивановича Калугина для надзора за работами и рабочими, приезжал на прииск  по воскресеньям.  Дело пошло неплохо, — когда лучше, когда хуже, но в общем  за месяц сотня-другая оставались, да еще — как оказалось потом —  кое-что прилипло к рукам Калугина.
В декабре работы прекратились, — я мог выдать   кроме стоимости акций еще по 50 р., — имущество пожертвовали А. А. Чикину...
В городе устроились...
Из  детей учился один Шура все еще у М. П. Крашенинниковой, да и то легонько.
Зажили общественной жизнью, ходили в гости, играли в карты, — собирались и у нас.
Анна Васильевна Бейвель сделала визит жене, — познакомились и домами; из акцизных у нас бывали Ругиновы, Богданович, иногда контролер Константинов; с остальными акцизными близкого знакомства не было.
Раз играли в винт у нас, — был и Евреинов со своей женой Анной Самойловной — очень красивой жгучей брюнеткой-южанкой... Пришел Богданович, — он был большой поклонник дам, Анну Самойловну увидел в первый раз и пришел в такой восторг, что убежал из «залы» в столовую, схватил стул и протанцевал с ним вальс кругом обеденного стола.
В другой раз — после «семейного» визита — Ругинов, Богданович, жена и я — поужинали, и Ругинов предложил еще поиграть в банк. Сначала на наличные, — у каждого нашлось десяток-полтора рублей, — потом задурили, начали играть на векселя, ставили сотни рублей... Кончилось тем, что Ругинов проиграл Богдановичу около 2000 р.
Конечно, это была уже шутка, но Богданович принял в сердце и, чтобы безболезненно ликвидировать этот долг, я устроил еще такой же вечер, — опять банк, и Ругинову удалось отыграть свои векселя...
Еще такой случай... Чайничали с женой у Ругиновых, — вдруг Ругинов сообщает, что на сегодня он пригласил еще кое-кого из акцизных и монопольных — с женами, будут карты... Мария Михайловна — его жена — в ужасе, зачем не предупредил, чем она будет угощать?..
Начали собираться гости... К чаю кое-что нашлось, — уселись за карты... Дело подходит к ужину. Мария Михайловна в отчаянии... потихоньку спрашивает жену, нет ли у нее чего-нибудь к ужину? Ругает Николая Григорьевича, уверяет, что завтра же уедет на юг... Вдруг — после 10 часов звонок — из клуба прислали полный ужин, даже с винами... Ругинов заказал еще утром...
На одном дворе с нами поселился Антон Васильевич Новицкий, — врач городской больницы Бейвель уже бросил больницу и строил как подрядчик казенный склад. Новицкий приехал из какой-то дыры Верхне-Уральского уезда, наскучался от общества; о винте... он и его жена были горячие, но неважные винтари. Новицкие сделали визиты кое-кому и нам и начали устраивать карточные вечера, после карт — понятно— ужин. Все это очень хорошо, но Новицким пришла несчастная мысль оздоровить челябинское общество, изгнать из обихода крепкие напитки и к ужину, очень неплохому, подавали только лимонад. Мы все не были любителями выпить, но ужин после карт с лимонадом... не тое... За первым же ужином Бейвель обращается ко мне: «Константин Николаевич! у Вас дома есть водка?». — «Есть!». — «Тогда сходим к Вам... Надо сообщить кое-что секретное». «И я тоже схожу!» — заявил Ругинов. — Слушать вас не буду...». Сходили, выпили рюмки по 2, с аппетитом поужинали у Новицкого.
Вечера у Новицких не склеивались, и вся их энергия обрушивалась на меня и жену.
Поиграть вечер, два — ничего, но почти каждый день — тяжеловато...
Я, наконец, не пошел, жена сказала, что я не совсем здоров... сообразительный Новицкий прибежал меня лечить, — выслушал, посмотрел язык, сообщил, что серьезного он не находит, но полежать день-два надо...
У Новицких познакомились с Александрой Михайловной Неудачиной — его родственницей...
Мои ребята как-то дурили. — Шура закружился до того, что упал на угол печи и расшиб кожу до кости. Жена перепугалась, к Новицкому, — тот промыл, чем-то намазал, положил компресс, забинтовал и проделывал это каждый день. Рана долго не заживала, наконец, я догадался, — после ухода Новицкого снимал все компрессы и бинты, — зажило скоро.
Среди зимы — у Новицких драма: сын лет 9-10 забрался в шкаф с медикаментами, что-то съел или выпил и — к вечеру умер.
Раза два играл в преферанс — и по крупной — у владельца домов П. Н. Андреева, — оба раза благополучно. На ужин жена Андреева изготовляла особые пельмени — очень вкусные, рецепт — ее секрет, но, вероятно, к хорошему мясу она прибавляла жирной свинины и куриного мяса.
Не забывались и 182ремесла...
Я выписал из Москвы через магазин А. А. Меньшикова хорошие параллельные тисы, — обошлись около 25 руб. — которые живы и до сих пор, купил у Богдановича желтый буфет за 10 р. и обратил его в инструментальный шкаф (находился на Миассовом озере и продан в 1933 году); обзаводился и более мелкими инструментами; купил, например, для литья пуль примус в полной исправности — за 1 р.
16 декабря получил, наконец, долгожданное назначение помощником надзирателя, — расцвел с женой совсем; устроили вечеринку, принимали поздравления, благодарили за пожелания, тосты и т. д.
Н. Г. Ругинов, по моей просьбе, дал мне западный участок с Миассом и Сыростаном.
На мое место — делопроизводителя — назначен Владимир Григорьевич Угрюмов, бывший счетовод округа. Богданович уехал в Пермскую губ., где у него были жена и дочь.
Забыл написать.
В этот год познакомился с охотой на озерах около г. Челябинска.
Со сборщиком Кременцовым весной два раза ездил на озеро Ванюши — 30 верст — по Сибирской железной дороге. Вечером приезжали в деревню Ванюши на берегу озера, находили проводников и лодки, на другой день выплывали чуть свет, охотились до 2—3—5 часов дня.
Озеро Ванюши почти круглое, неправильной формы, от 4 до 5 верст в диаметре и такое мелкое, что проводники вместо весла употребляли палки — наибольшая глубина около аршина; дно плотное, вода пресная, болотная. Перед деревней сравнительно чистое плесо около квадратной версты, дальше — со всех сторон камыши, местами сплошь, местами с мелкими плесами, протоками, проходами. Дичи — почти исключительно утки — такая масса, какой я не представлял, — наиболее богатые места около Федоровского казались жалкими.
утки и гнездуются в камышах, — весной казаки собирают целые лодки яиц.
Рассказывают, что один горячий охотник еще на первом плесе ухитрился выпустить 100 выстрелов, и, когда подъехали к камышам, у него уже не было патронов.

Охота очень простая: я сидел в носу бота, проводник — на корме с шестом; плыли вдоль камышей или через камыши, если они редкие, — утки вылетали, я стрелял.
Породы — всевозможные, утки с перелету — сытые, крепкие, близко не подпускают, срываются неожиданно, — я мазал отчаянно. Иногда затягивались в густой камыш для отдыха, и стрелял в уток, поднимавшихся от выстрелов других охотников; — возвращался домой, выпустив все патроны.
Во второй раз поехали 11 мая в пролет савок — средней величины, крепкая серая утка. Профессор Мензбир уверяет, что савки выводят птенцов только за Полярным кругом и в наших широтах бывают пролетом... Однако я потом находил выводки на озере Каясан, — хотел послать Мензбиру утят в пуху, приготовил даже консервирующую жидкость, но, конечно, не послал.

Савки держатся небольшими табунами, и если за ними гоняться, то они, сорвавшись раза 2—3 вперед, в следующий раз возвращаются и летят прямо на лодку. При полете они кричат «сау... саулды!..» — некоторые проводники хорошо подражают...

В эту охоту я убил кряковую, 2 серых и 7 савок... — оказались очень вкусными...

Проводнику за охоту платили от 1 р. до 1 р. 50 к., смотря по настроению и удаче...